Невеста - Страница 149

149

Стальной Король?

Или Королева Мэб?

Альвы? Псы? Люди? Почему вдруг все разом обезумели?

— Я опомнился, когда Оден пропал... как будто вдруг выпал из игры. Или наоборот, в игре оказался. Растерялся, как щенок. Он ведь должен был отступить... по плану. По схеме. По логике... а Оден остался... и все пошло не так.

Виттар все же позволил Торе отстраниться, наверное, вовсе выпустил бы. И несмотря на все уверения, не стал бы задерживать, появись у нее желание уйти.

Желания не было.

И дотянувшись, Тора погладила мужа по щеке.

— Гримхольд он бы простил... или попытался бы понять, — Виттар перехватил пальцы и прижал к губам. — А сегодня... сегодня все повторилось. Или раньше? Когда я опять взялся планы строить... решать за кого-то. За Одена.

— Потому что она — альва?

— Полукровка... вымесок... и просто ему не подходит.

— А я... я тебе подхожу?

Ладонь Виттара легла на затылок, широкая, с сильными пальцами. Спустится чуть ниже. Пальцы сдавят шею. Или горло.

Убьют.

Гладят нежно, осторожно, словно Виттар догадывается об этих ее мыслях. И Тора, сглотнув, продолжила: ей нужно знать.

— Ты ведь тогда сказал, что... не можешь на мне жениться. Но тебя заставили, потому что будет ребенок. И я просто хочу знать, что со мной станет, когда он родится? Ты меня отошлешь или...

Большой палец замер под горлом.

— ...или со мной тоже что-нибудь случиться?

Ему сложно смотреть в глаза, особенно, когда эти глаза темнеют.

— Если с тобой что-нибудь случится, — очень спокойно ответил Виттар, — я сойду с ума. Не так, как Оден... я убивать начну. Я ведь почти начал. К самой грани подошел... тогда, в лесу. А все, что я наговорил, забудь. Откуда я мог знать, насколько ты мне нужна?

И Тора, подумав, согласилась.

Ее муж так и не заснул. А когда небо стало бледно-серым, волглым, поднялся.

— Отдыхай, — сказал он, когда Тора открыла глаза. — Я... просто посмотрю как Оден.

Вой-плач по-прежнему тревожил небо.

И Тора знала: золотой пес не подпустит Виттара. Сегодня. Завтра... целую вечность, которую следовало прервать. И дождавшись, когда муж уйдет, Тора выбралась из кровати. Одевалась она быстро и тенью выскользнула в коридор.

Предрассветный час принес туманы.

И росу.

Холод.

Пес лежал на прежнем месте и, задрав голову, выл. Он был огромен, раза в полтора крупнее Виттара. И Тора разглядывала мощные лапы с полукружьями чудовищных когтей. И золотую чешую. И четырехгранные острые иглы, что вздыбились вдоль хребта.

— Я... — она заставила себя сделать шаг. — Принесла одеяло. Здесь очень холодно...

Повернувшись к ней, пес оскалился.

— Она ведь жива, верно?

Тора отражалась в белых его глазах.

— И ты хочешь, чтобы она жила...

Еще шаг.

— Но она замерзнет... ты не чувствуешь, насколько холодно...

Утробное ворчание было ответом.

— Ты не подпускаешь других, потому что не доверяешь. Думаешь, что они хотят ее... убить.

И на два шага ближе.

— Если бы ты позволил Виттару...

От рыка Тора оглохла. А пес вскочил...

— Стой! Я ухожу. Вот, — она заставила себя наклониться, пусть бы сердце колотилось, как безумное. — Это просто одеяло и... и если не хочешь им пользоваться, хотя бы в дом ее перенеси. Там теплее.

Она попятилась, не спуская с пса взгляда. А он смотрел на нее...

И когда Тора достигла дорожки, на которой еще оставались сухие бутоны вчерашних роз, очертания пса поплыли. Даже в пограничном обличье он был чудовищем.

Но жену свою нес бережно.

Он вошел в дом и в комнату, первую, которая попалась по пути. Гостиная. Но есть диван, достаточно большой, чтобы уложить девушку. И сама комната почти не пострадала.

— Платье следует снять, оно промокло...

Острые когти разрезали алую ткань.

— ...и растереть...

Тора принесла полотенца.

Одеяла.

И воду, которую пришлось отпить, показывая, что в ней нет отравы. Она предложила сварить бульон, но пес, вновь одевшийся в золотую броню, покачал головой.

А после отвернулся от Торы, словно ее не было, и завыл.

— Не знаю, — за дверью Тору перехватил Виттар. — Выпороть тебя или расцеловать. Он мог тебя убить, понимаешь? Нечаянно... взять и...

Она сама поцеловала мужа.

Возможно, девушка выживет, и тогда у Виттара появится шанс объясниться с братом. Ради этого стоило рискнуть.

— Золотце ты мое...

Что ж, Тора согласна. И еще ей нравится, когда ее на руках носят.

Я шла... протяжный собачий вой летел следом.

Мучил.

Умолял вернуться.

Но я шла. Упрямо. По узкой тропе, поросшей вереском. Было в нем что-то неправильное, и, остановившись, я коснулась лиловых цветов. А они рассыпались. И родник, скользнувший было в ладони, вдруг отпрянул. Вода не была ни холодной, ни теплой, да и вовсе, была ли она водой?

На ладонях осталась пыль.

— Здесь все ненадежно, — раздался знакомый голос.

Передо мной на тропе встала Мать-Жрица.

Белое платье. Красная кровь. И нож в руке.

— Не бойся, я лишь хочу вернуть его, — она и вправду протянула нож рукоятью вперед. — Возьми.

Отступаю. Пячусь, не спуская с нее взгляда.

— Эйо, Эйо... упрямая ты девочка. Снова бежишь? Куда? Оглянись.

Больше нет тропы, только вересковое море, по которому расползается белый, рыхлый туман.

— Я...

...я слышу собаку.

— Забудь о ней. Скоро она замолчит...

Наверное.

Но сейчас я все еще слышу эту растреклятую собаку. Ей так плохо...

— А разве тебе хорошо?

Здесь? Не знаю.

Ни холодно. Ни жарко.

Я как та вода, которая пыль. И смотрю на собственные руки, пытаясь поймать тот миг, когда они решат рассыпаться. Но ничего не происходит.

149