Он пока не рычит — воет.
Зовет.
И скалится, не спуская с Виттара взгляда.
— Я сказал, что хочу помочь. Ее надо перенести, но...
Пес стоял над грудой красного тряпья, заслоняя и от дождя, и от всех, кому случалось подойти слишком близко.
Не тряпья — куколка-невеста лежала на земле.
— А он меня не узнал. Едва не бросился... и бросится ведь, — эта мысль, казалось, была слишком нелепа, чтобы Виттар ее принял.
— Оставь его, — Тора опять не находила в себе сил отвести взгляд.
Красное платье... белое кружево... и волосы светлые... а лица не видно. Если подойти ближе... ближе не подпустят.
Пес, уверившись, что граница не будет нарушена, замер.
— Дай ему отойти, — рука Виттара была мокрой и холодной. И Тора боялась, что он оттолкнет ее, или ударит, велит убираться, не лезть, куда не просят. — Он знает, что делает.
В светлых глазах пса не было и тени безумия.
А Виттар позволил себя увести.
И уже в доме, в комнате, которая показалась Торе достаточно целой, чтобы провести в ней остаток вечера и ночь, вновь потерялся. Встал у окна, закрыл глаза и стоял, слушая надрывный громкий вой.
Торе пришлось самой заняться домом.
Как ни странно, ее слушали. Подчинялись.
И только Крайт осмелился задать вопрос:
— Что будет дальше?
Тора честно ответила:
— Не знаю.
Ночь бы пережить. Долгую. Темную. Она пришла вслед за дождем и осталась.
А Виттар словно и не заметил возвращения Торы. Наверное, заблудись она в темноте, исчезни навсегда, он спохватился бы не сразу. Но обиды не было, только жалость, и странно было жалеть того, кто еще недавно казался неуязвимым.
И только коснувшись его, Тора пожалела, что так долго медлила.
— Присядь. Пожалуйста.
Он послушно опустился на кровать.
В кувшине оставалась еще вода, пусть и холодная. И полотенце было почти чистым. Намочив его край, Тора провела по лбу, щеке, стирая то самое пятно, коснулась подбородка и губ, которые Виттар облизал.
— Хочешь пить?
Он посмотрел так, словно не понимал, о чем Тора спрашивает, но кубок взял, как ребенок, обеими руками. И пил нервными мелкими глотками.
— Надо снять это, — мягко сказала Тора, когда Виттар попытался оттолкнуть ее руку. — Я тебе принесу другую одежду...
...если ее получится найти.
Расстегнуть пуговицы, стащить жилет... и рубашку. У туфель шнурки запутались, и Виттар, мягко отстранив Тору, просто разрывает их. И туфли отправляются в угол. Туда же — мятые брюки. А он, вновь сделавшись беспомощным, протягивает ладони, испачканные не то грязью, не то кровью: в темноте сложно различить. И Тора отмывает их.
— Ложись, — она просит, и Виттар подчиняется, падает на спину и смотрит в потолок, прямо, не моргая, как смотрел в черноту ночи.
Нырнув под одеяло, Тора устраивается на плече и просит:
— Поговори со мной. Пожалуйста.
Сперва ей кажется, что он не слышит, но нет, Виттар поворачивается на бок и, неловко обняв, шепчет.
— Ты ведь останешься со мной?
— Останусь.
— Конечно, — у него горячий лоб, и сам он дрожит, но не от холода, скорее от лихорадки. — Останешься. Я тебя не отпущу. Не отдам.
Губы сухие и облизывает часто.
— Если даже захочешь уйти, все равно не отпущу...
— Не захочу.
— Ты просто не знаешь... ты ничего не знаешь. А узнаешь — будешь меня презирать. Я сам себя презираю.
— Это из-за... Одена?
Кивнул.
— Слышишь?
Нельзя не услышать. Его голос проникал сквозь дождь, когда тот еще шел, и сквозь выбитые окна, расщепленные двери, сквозь стены и, кажется, камни дома отзывались на вой.
— Я запретил ее трогать... думал, этого хватит. Ошибся. Не учел интересы короны... в прошлый раз мне тоже говорили про интересы короны. И про то, что риск минимален. Я ушел из разведки. Мне позволили...
Он выдохнул и, притянув Тору к себе, обнял ее.
Ребра хрустнули.
— Я знал, что никогда не сравняюсь с Оденом. Он лучше. Всегда и во всем. Я не завидовал, скорее гордился. И в разведку пошел, чтобы... чтобы не сравнивали. У него свой путь. У меня — свой... он отговаривал. Там много грязи... и вправду много, но кто-то должен и с грязью работать. У меня получалось. Наверное, если бы я остался тогда, то возглавил бы... Король предлагал, только я не хотел возвращаться.
Тора лежала очень и очень тихо, боясь неосторожным движением, вздохом оборвать этот рассказ.
— Та моя жизнь... нечем особо гордится. Но и стыда не было. Я знал, чего ради служу. Интересы короны... из-за них Оден застрял на границе. А твои родители — на Побережье. Твой отец чувствовал неладное, но его успокоили. Войны не будет... альвы стягивали войска, а мы делали вид, будто верим, что войны не будет.
Зажмурившись, Тора сжала кулачки.
Интересы короны?
И отец хотел уехать?
У него получилось бы... он бы вернулся домой и остался жив. И мама тоже.
И Торе не пришлось бы выбирать.
Не было бы той страшной ночи... многих ночей, которые ее изменили... Макэйо... Королевы... Хильды... и Виттара тоже.
— Это так просто — строить планы... схемы... на бумаге. Или в голове. Разницы особой нет, главное, не задумываться о тех, кто... потенциальные потери. Есть такое выражение. Я не задумывался. Напротив, было интересно. Азарт... игра... как шахматы... я когда-то их любил. Одну партию так и бросил незаконченной... презираешь?
Тора бы хотела.
Презирать. Или ненавидеть. Или найти в себе силы и ударить его, а лучше бы убить, сейчас он бы позволил, но... что от этого изменится?
Война уже случилась. Виттар ее развязал?