Невеста - Страница 59

— Потом, когда вроде и зубы полезли, стало еще хуже. Зуд буквально с ума сводил. И я грыз… что видел, то и грыз. Отцовский стул сожрал, потом полдня в кладовке прятался и луком пропах. И еще у нас балюстрада была из мореного дуба… твердый, помнится, был, занозистый, надолго хватило. А полочки в библиотеке — ерунда… мне наша старая кухарка пыталась бычьи мослы подсовывать.

— Не понравились?

— Они сырые. И в крови. Мерзость совершенннейшая, хотя когда ничего другого не оставалось, то и они уходили. Однажды я немного… увлекся и себя же за хвост цапнул.

Я фыркнула, представив это. А смеяться все-таки больно…

— Ага, знаешь, как больно было?

Он и сам улыбается.

— Не знаю. У меня нет хвоста.

— А у меня есть… был.

Оден замолкает и, притянув меня поближе к себе, трется носом о шею.

— Спи.

Попытаюсь, хотя все равно на языке вопрос вертится, неуместный и почти неприличный.

— Скажи, если поправишься, то сможешь… снова когда-нибудь обернуться?

— Не знаю. Я думал об этом. Возможно, что когда спина заживет, жила откликнется на мой зов. А возможно, что и не откликнется.

— И что тогда?

— Ну… ничего наверное, буду жить, как есть.

Калекой? Наверное, даже хуже. Я представила себе, что выгорела дотла, лишилась и тех крох силы, которые имела. И жить дальше? Получится, жить-то по-всякому получается, но… это же мучительно.

— Эйо, — он подул мне на шею. — Я шел воевать. И я знал, что меня могут ранить. Убить. Взять в плен. Потери неизбежны. Весь вопрос — в удаче. Я свою израсходовал, но страдать по этому поводу остаток дней глупо. Можно найти занятие интересней.

— Какое?

— Карпов буду разводить. Зеркальных.

— Лучше форель, — как-то не увязывается у меня в воображении Оден с зеркальными карпами.

— Чем лучше?

— Ну… благородней что ли.

— Аргумент, — в шею он дышать не прекращает, но коснувшись носом уха, шепчет. — Спи.

Сплю. Придремываю, закрыв глаза и почти успокоившись.

Дыхание горячее и какое-то… нежное.

Больше не было ямы. И темнота тоже отступила.

Травы. Старая терраса осколком дома, который находился где-то вне сна. Запах дерева и травы.

Вот только звук остался.

— Это чтобы совсем уж резко обстановку не менять, — сказала Королева Мэб. — Видишь, как я о тебе забочусь?

Оден отвернулся. Попытался. Но куда бы он ни поворачивался, снова видел ее, иную, нежели обычно. Босоногую, в простом платье, с распущенными волосами.

И вместо короны Лоз и Терний — венок из ромашек и васильков.

Еще одна ложь?

— Почему? Думаешь, мне сложно сменить обличье? — она сидела на перилах, за которыми открывалось серо-сизое травяное море. Волна катилась за волной, тянулась к бледной руке, выпрашивая королевскую ласку. — Кстати, это то, что вокруг тебя. Мне показалось, что ты захочешь увидеть.

— Что тебе от меня надо?

Она не уйдет, пока не получит того, за чем явилось.

— Тебя, — Королева покачивала ногой, и белая ножка ее то показывалась в складках платья, то исчезала. — Ты же знаешь. Ничего не меняется…

— Я больше не твой.

— Пока еще не совсем мой, — уточнила Королева. — Но ведь игра продолжается… зря ты дал это обещание.

Она — мираж. Плод воображения.

Голос его больного разума.

— Если тебе так больше нравится думать. Но обещание все равно зря дал. Для вас обоих будет лучше, если ты пойдешь до конца. Это ведь не сложно — убить. Резать не обязательно, это только глупцы полагают, что чем больше крови, тем верней ритуал.

— Прекрати.

— Не перечь Королеве, — она вытащила из венка ромашку и принялась отщипывать белые лепестки. Ветер подхватывал их и уносил, скрывая между волн. — В конце концов, это просто неприлично. И небезопасно. Ты же не хочешь вернуться в яму?

Взмах руки, и больше нет травяного моря.

И той, другой Королевы.

Но яма, такая знакомая, родная почти уже яма. Оден проводит по стене ладонью, удивляясь тому, что помнит каждую трещину, каждую выбоину, каждый камень, вросший в эту плотную чужую землю. В его снах яма реальна.

— И боль, уверяю тебя, тоже. Ты ее почувствуешь, если я захочу.

Белое платье сливается с белой кожей, и Королева Мэб выглядит нагой.

— Я тебя выпустила, но я тебя не отпускала. Не забывайся.

Сон. Просто сон. А любой кошмар можно выдержать, даже тот, в котором Королева Мэб подходит настолько близко, что через смрад ямы пробивается ядовитый аромат ее туманов.

— Ты же не хочешь в следующий раз очутиться в пыточной? — острый янтарный коготь касается века. — Или решетку вспомнить… видишь, вот мы и достигли согласия.

Коготь описывает полукруг.

— А резать горло действительно не стоит. Лучше шею сломать. Безболезненно. Милосердно. И быстро. Она и почувствовать ничего не успеет.

— Нет.

Коготь замер. Ей достаточно слегка надавить, и острие пробьет веко, войдет в глазное яблоко… и что? Оден все равно слеп.

— Ты забавный. Вы оба меня умиляете неимоверно. Но подумай, а если тебе будет мало? В девчонке силенок — капля. И много ли прибудет? Не знаешь, верно? И хватит ли этого, чтобы снять мои метки? Вернуть зрение? Шанс на прежнюю нормальную жизнь?

Королева убирает руку.

— Ты вообще думал о том, что тебя ждет? В перспективе так сказать? Вернешься домой и… дальше? После того, как уйдет радость первой встречи, если конечно тебе будут рады. Твой брат… каким он стал?

— Не важно.

— Да? Я запомню. Кстати, ты никогда не задумывался, насколько твоему брату выгодна твоя смерть? Или, скажем, долгое отсутствие… или возвращение в нынешнем виде… он ведь получил и дом, и стаю, и право распоряжаться всем, которое не уступит калеке. А ты, Оден, готов примерить шкуру ведомого? Всегда и во всем подчиняться вожаку?