Невеста - Страница 160

160

...и не сумел совладать с собственными желаниями. Они дорого обошлись мальчишке.

— И все рухнуло, верно? Твой муж отвернулся от сына. А ты... что ты ему нашептывала?

— Все из-за твоей шлюшки... жаль, что она не сдохла... — Эдганг заглянула в глаза, снизу вверх, с нежностью, которая была такой искренней. — Мой мальчик горевал... она все испортила тогда. И снова. Он собирался воевать, знаешь?

Положив левую руку на грудь Виттара, Эдганг задумчиво перебирала пуговицы на куртке.

— Так хотел... чего ради? Я говорила, что в войнах нет смысла. Нужно ждать. Пусть глупцы погибают, а мудрые... мудрые будут жить и править.

Не мудрые — бешеные.

— И даже мой безмозглый муженек признал за мной правду... он всегда был трусом. И слабаком. Но после войны... о да, после этой войны открывались перспективы. А тут ты... и эта сука. Почему ты ее просто не отдал? Почему?!

Она взвизгнула и, ударив Виттара в грудь, не устояла сама, покачнулась, разворачиваясь к лестнице. И Виттар разжал руку.

Падала тихо.

Не женщина — груда тряпья. Спустившись к ней, Виттар заглянул в глаза:

— Ну и что осталось от твоего рода?

Девочка с белыми волосами.

Отец — Атрум. Мать — из младших домов. Скоротечный роман. И ребенок, которого невозможно оставить... хорошо, избавляться не стали, прислали, как водится, с серебряной ложкой.

Атрум принял.

— Вот, — Виттар достал нож и вложил его в руку. — Кажется, ты потеряла.

Захрипев, старуха попыталась отползти, и Виттар сдавил пальцами тонкую шею. Хрустнула громко.

Поднявшись, он переступил через тело, поднялся к себе и тщательно вымыл руки. Тора спала, обняв руками живот. Смешная.

И теплая.

Почему не отдал? Не захотел.

— Ты? — Тора перевернулась на спину.

— Я.

— Что случилось?

— Ничего... завтра случится.

Тело найдут утром. Падение с лестницы... несчастный случай... старые лестницы старых домов видели множество несчастных случаев.

— Торхилд... — Виттар любовался узором из теней на коже жены. — Что мне сделать, чтобы ты была счастлива?

Пока есть еще время.

Она щурится, зевает и, забираясь под руку, бормочет.

— Поцелуй. И завтра тоже.

Каменный лог... та же равнина, но в черных траурных тонах. И кольцо из скал, что подымались отвесными стенами. Крепость? Похоже.

Но ворота открыты.

И Оден ступает медленно, не потому, что устал, хотя устал, конечно. Но он прислушивается, принюхивается к сухому ветру, пытаясь уловить тот самый, опасный запах, который остановит нас.

— На этих землях нет закона иного, нежели закон первородной жилы, — существо, казавшееся мне камнем, поднялось. — Вас никто не остановит.

Оно не было псом, как не было человеком.

В нем перемешались обе сути. И тело, излишне длинное, худое, гляделось нелепым. Собачья голова, но с лицом, не мордой. Широкие плечи и бочкообразная, с длинным килем, грудь. Руки вывернуты. Позвоночник изогнут, как у борзой, и кажется, что существо лишь ненадолго поднялось на задние лапы. Ему неудобно стоять.

Но оно терпит.

Странно, что я не испытывала страха.

Оден лег, позволяя мне сойти, и я с трудом удержалась на ногах — мышцы от долгой скачки затекли. Да и сам Оден возвращался с трудом. Минуты полторы он стоял на четвереньках, пока я не догадалась сунуть флягу с водой.

— Пей.

На сей раз отказываться не стал, пил аккуратно, видно, что сдерживая себя. А существо наблюдало за нами.

— Здесь давно не было подобных вам.

— Как давно? — Оден вытер губы ладонью, а ладонь облизал. Но пить больше, чем выпил, не станет. Вот собака упрямая!

— Давно. Раньше. Приходили. Я радовался, — голос был скрипучим, словно в горле существа заедала невидимая шестеренка. — Чаще всего радовался.

— Но иногда нет?

— Иногда, — согласилось оно, почесывая когтями шею. — Последний нет. Давно. Но я помню. У него были темные волосы. У нее — много братьев. Братья говорили, что он лжет. И ему нужны земли и кровь. Но он говорил о любви.

Желтые глаза смотрели неотрывно.

— Так часто говорил, что сам поверил.

— Я читал эту легенду.

— Легенда — ложь. Он был. Правда.

— И что было дальше? — я прицепила флягу на пояс, поняв, что умру, если не узнаю, что было дальше.

— Влюбленные сбежали, — ответил Оден.

— Да. Приходили. Часто.

— Решили, что жила первородная рассудит.

До чего знакомый сценарий, вот только подозреваю, что приговор суда сильно расходился с ожиданиями.

— Он любил девушку, — поднявшись, Оден протянул руку. — Но ее земли и кровь любил сильнее.

— И что случилось?

— Сгорели оба.

— Да, — существо качнуло головой. — Много печали. И никто больше не приходил. Только дети. Дети маленькие... детей жаль.

— Ты пропустишь нас?

Сгорели. Оба.

И чего ты испугалась, Эйо? Время есть. Сказать, что передумала. Отступить.

Вернуться к брату.

Он и так из-за тебя настрадался... а Оден получит свободу... и свою высокородную невесту... и ему не придется становиться мятежником. Он же сам сказал, что отпустит...

И наверное, понял, если смотрит так, с выжиданием.

Да, мне страшно.

Но не настолько, чтобы отступить.

— Я буду радоваться, — сказало существо, взбираясь на плоский камень. — Я очень хочу радоваться. И помнить, что приходили и ушли.

Жар.

Воздух сухой. Горячий. И горло моментально пересыхает, но нельзя тратить воду бездумно. И я не без сожаления оставляю фляги под камнем.

Куртку. Жилет.

Сапоги.

Горячий базальт касается пяток, словно шершавый язык горы, которая вот-вот проглотит нас.

160