Сейчас ему хотелось Виттара унизить.
Пускай.
Удар и снова. Скрежет. Лязг. Хруст брони. Боль, которая туманит разум. Холодная расчетливая ярость. И белый загривок с тройным гребнем игл. Они впиваются в нёбо, но Виттар заставляет себя сжать челюсти. Визг мальчишки бьет по нервам… он рвется, выворачиваясь, норовя дотянуться когтями, и дотягивается, оставляя на подбрюшье глубокие рваные раны.
Виттар лишь крепче сжимает челюсти.
Поглубже бы захватить.
Чтобы с позвоночником. Чтобы до хруста, до перелома…
Сверр замирает, на долю мгновенья, а потом резко заваливается на бок, отталкиваясь всем телом, выдирая кусок из себя же… он хрипит, но пляшет, как рыба на крючке, оставляя в зубах Виттара шкуру и мышцы. Рваная рана тянется вдоль хребта.
И Виттар разжимает зубы.
Его хватает, чтобы удержаться на ногах. Оскалиться и принять очередной удар.
Но Сверр находит другую цель…
Боялась ли Тора?
До безумия. До головокружения и полной неспособности дышать.
Два пса кружили по зеленому газону, и райгрэ уводил белого все дальше и дальше.
Надо уходить. Сейчас, пока они заняты друг другом.
А она смотрит, сжимает поводья и зонтик, красивый, но совершенно бесполезный. Ждет… чего?
Хильда требует бежать.
Хильда говорит, что райгрэ Тору использовал, и теперь будет справедливо, если Тора использует его самого.
Хильда знает, что райгрэ не выстоит в этом бою. Он меньше. И слабее.
Вот только Тора опять не слушает. Смотрит за танцем, который даже красив… и красота исчезает, когда два пса начинают рвать друг друга. Клубок из живого железа.
Лязг.
Грохот.
И острый запах крови, как тогда, в лесу… или раньше, в их доме на побережье.
Тору мутит от этого запаха, и она закрывает рот рукой, но на перчатке незримый след райгрэ. И тошнота отступает, сменяясь растерянностью.
Бежать?
Все равно она ничем не поможет, но… так неправильно.
Нечестно.
Клубок распадается.
И ее райгрэ стоит между Торой и белым. Впрочем, они оба — красны от крови. И Тора вдруг понимает, что сейчас произойдет: белый не рискнет ударить.
Не райгрэ.
Он ведь не за ним пришел.
Тора видит, как медленно поворачивается лобастая голова, и клочья алой пены падают на разодранную землю, пригибаются плечи, а когти выворачивают куски дерна.
Ее руки подымаются, и поводья летят медленной волной.
Они касаются лошадиной спины с каким-то громким, неестественным звуком. И собственный голос слышится словно бы издалека:
— Пошла!
Кобыла снимается с места, медленно, слишком медленно… и Тора рычит, подгоняя животное. Второй раз меняться легко… она соскальзывает с кабриолета за миг до столкновения. Подковы лошади колотят по броне белого зверя, уже разбитой многими ранами. Скрежет. Хруст. Истошное ржание. И снова кровь, свежая… лошадь белого не остановит.
Кабриолет заваливается набок, погребая его под обломками.
Отсрочка.
Надо бежать. И Тора бежит к райгрэ, утыкается мордой в раскровавленное плечо, понимая, что победить не выйдет. А умирать вместе… Хильда сказала бы, что это — глупость.
Арбалетный болт впивается в открытую рану на шкуре белого.
Тора не видит стрелка, но… второй болт бьет в бок, отскакивает… и третий летит… четвертый. Дождь из стали набирает силу. И медленно разворачивается кружевная сеть.
А райгрэ ложится на землю.
Он весь изодран, под кровью чешуи не видно, словно и нет ее, но есть одна сплошная рана. И Тора, поскуливая, опускается рядом. Она зализывает раны, понимая, что не справится, что слишком много их и кровь не остановить…
На вкус она сладкая.
И с запахом земли.
Тора не знала, что и эта ее ипостась способна плакать.
— Леди, позвольте мне, — рядом появляется королевский доктор. Откуда? Она не знает. — Леди, пожалуйста, вам надо сменить облик. Вам вредно слишком долго пребывать в этом.
Вредно? Тора жива. На ней ни царапины.
— Леди, пожалуйста… он пойдет за вами, и тогда у меня будет шанс.
Тора не помнит, как идти назад, но если это поможет, то она попробует. И тело слушается, становится неловким, медленным. А на плечи плащ падает.
Ее заставляют подняться, отводят в сторону, усаживают в экипаж.
Вокруг гвардейцы, темно от мундиров. И где они раньше были?
— Выпейте, — Торе суют что-то в руки. — И постарайтесь успокоиться.
Кто это говорит?
Король. Она видела портреты, и узнала сразу.
— Пейте, пейте… в вашем положении вредно нервничать.
Отвар был горьким, с ромашкой и мятой.
Положение? Тора не понимает.
— Срок небольшой, но мой врач не ошибается.
Положение, это значит… у Торы будет ребенок?
— У вас кровь на губах, — Стальной Король протянул платок.
Крови много. И она сладкая. Тора помнит, платок держит в руке, а губы облизывает.
— Вы… вы его поймали?
— Боюсь, что нет. Ушел. Но это ненадолго. Теперь я могу объявить большую охоту, — он сцепил руки в замок и пальцы хрустнули. — Мальчишка оказался не так глуп. Его стая задержала гвардейцев, и… мне искренне жаль, что все так вышло.
Он молчал, и Тора больше не смела задавать вопросы. Сидела, кутаясь в чужой плащ, ждала. И королевский доктор вернулся.
— Он молод. И кровь сильная. Шанс есть. Один из десяти. Если переживет сегодняшнюю ночь, то все обойдется, через неделю на ноги встанет, — его руки были в крови, но доктора это волновало не слишком. Он захватил запястье Торы и знаком велел молчать.
Пульс сосчитал. Затем прижал мизинцы к шее, в глаза заглянул и, кое-как отерев ладони тряпкой, провел над животом Торы, прислушиваясь к чему-то.