Невеста - Страница 80

Свита расступилась, пропуская Виттара и Крайта, который держался тихо, незаметно, насколько это было возможно.

— Наше скромное заведение…

Ректору не раз и не два случалось встречать гостей, быть может, не столь высоких, но всяко стоявших выше его. И он научился держаться одновременно и почтительно, и свободно, без обычного для людей подобострастия. Рассказ его был выверен, и в то же время чувствовалось, что этому человеку в удовольствие еще раз продемонстрировать собственные владения. Он с гордостью показывал просторные классы и лекционные залы, наполненную светом студию и зеркальный зал, где занимались маленькие балерины.

Вот только двери зала, новые, из толстого дуба, были снабжены массивными засовами.

А помимо педагога — сухой женщины со стервозным лицом, при балеринах находились трое мужчин. Ректор назвал их помощниками.

И Крайт, было завороженный балеринами, вдруг дернулся, как от пощечины.

Ужас в глазах девушек и внезапная неловкость их, которую попытались выдать за скромность — не привыкли ученицы к подобным гостям — и вовсе был непонятен.

Равно как и тишина в коридорах Академии.

И после музыкальных комнат, Виттар прервал монолог ректора:

— Думаю, нам стоит побеседовать наедине…

Крайт остался на попечении профессоров, которым было предложено экскурсию продолжить.

Кабинет ректора не отличался ни размерами, ни особой роскошью. Виттар осмотрелся.

Стол. Секретер. Книжные полки. Пара кресел и старый шкаф, за стеклянными дверцами которого выстроились ряды разноцветных папок. Запах кофе и… коньяка?

— Простите, могу я узнать цель вашего визита? — ректор не смел садиться и явно нервничал. — Вы желали бы устроить к нам вашего… подопечного?

О том, чтобы отправить Крайта доучиваться, Виттар думал, но от мысли отказался: с характером мальчишки от такой учебы вреда больше, чем пользы. Смирно вести себя не сумеет, а будет хорохориться — порвут.

— Я желал бы понять, что здесь происходит, — Виттар сел в гостевое кресло, показывая, что пока готов играть по правилам.

— Вы… вы сами видели, — ректор поспешил занять место напротив, а в глаза смотреть отказывается.

Говорить он не станет. Не сразу.

Боится?

Не Виттара, точнее, его тоже, но кого-то кроме…

— Хорошо, начнем издали. Айло Баттенс ваш студент?

Вопрос был удачен. Ректор подобрался, сжал губы, словно запирая то, что хотел бы сказать.

— Он был отчислен.

— Давно?

— Две недели тому.

— За что?

— За… за грубость.

И не только. Возможно, этим отчислением ректор пытался перерубить нить, что удерживала студента в городе. Переезд мог бы спасти мальчишку.

— Он что-то натворил? — все же человек не выдержал. — Он, возможно, резок, но это в силу возраста… и мальчик весьма талантлив. Исключительно талантлив, я бы сказал. На недавней выставке его работа могла бы получить первую премию… стипендию…

— Но не получила?

— Нет, — ректор сжал кулачки. — Вы же сами понимаете… его кровь… и нынешняя ситуация… совет попечителей был категорически против. Нас могли счесть неблагонадежными.

И мальчишка остался без стипендии, на которую рассчитывал.

Девчонка решила спасти.

— Я прошу вас проявить снисходительность и…

— Его убили, — Виттар прервал ректора. — Мне поручено найти виновных.

Он не стал уточнять, кем именно поручено: человек неглуп, сам поймет.

— Вы же понимали, что к этому все идет?

Ректор вытащил из рукава платок и промокнул лысину.

— Не до убийства… не до убийства… я предлагал ему уехать. Я написал рекомендательные письма моей… знакомой. Она искала художника, а мальчик был талантлив. По-настоящему. Идемте, я вам покажу.

За кабинетом имелась еще одна комната, крохотная, едва вместившая кровать и умывальник.

— Мне иногда приходится задерживаться здесь, — пояснил ректор.

И Виттар сразу понял, что именно ему хотели показать: картину.

Комната. Зеркало. Синее трико и белый пух пачки. Девочка-балерина, застывшая на кончиках пальцев. Не из прим, и вряд ли когда-нибудь станет, так, типичная балетная крыска, отданная родителями в Академию с робкой надеждой не то на грядущую славу, не то на верный заработок. Старательная. Усердная. И не без искры таланта, иначе бы не взяли… По выражению лица ее, даже не лица, тени его, отраженном в зеркале, можно было прочесть всю историю недолгой ее жизни.

Картина написана крупными небрежными мазками. И цвета яркие, резкие даже.

— Я хотел спасти его…

Не получилось.

— Вы знаете, кто мог желать ему смерти?

Знает. Но будет молчать. И голос совести куда слабее голоса благоразумия.

— Нет, — ответ дан так, что становится ясно: ректор принял окончательное решение. Возможно, будь Виттар человеком, поверил бы.

Но он позволил ректору вернуться в кабинет и сел, показывая, что разговор не окончен.

— Давайте я изложу факты. Вы боитесь. В основном, как понимаю, за девушек, если приставили к вашим балеринам охрану. Но не считаете ее достаточно надежной, поэтому заменили дверь. Однако это все, на что вы способны. Следовательно тот, кого вы боитесь, стоит выше вас. И полагаю, выше попечительского совета, если даже он не способен остановить произвол. Кто-то из Высших?

Молчание.

— Мальчик умер потому, что пытался добиться справедливости. Но началось все с вашей натурщицы… неприятная история, но девушка была связана с вами весьма условно.

Почему люди думают, что упрямое молчание заставит собеседника отступить?