Невеста - Страница 127

К оглавлению

127

Мой ответ не требуется.

Согласие Одена тоже, он откладывает вилку и выпрямляется.

Что его злит больше? Решение Короля? Необходимость жениться на мне? Или манеры собственного брата? Он хмур и чем дальше, тем мрачнее становится.

Брокк вежлив.

А супруга Виттара молчалива. Мне жаль ее, с таким-то мужем. И себя тоже, потому что я никогда не смогу стать ее подобием, леди, которая знает свое место и не посмеет желать иного…

И когда ужин все же заканчивается, я вздыхаю с немалым облегчением.

— Все будет хорошо, Хвостик, — обещает Брокк и, плюнув на правила с приличиями вкупе, обнимает меня. — Все будет хорошо…

Да. Возможно.

Спустя две недели я выйду замуж за Одена.

Он хорошо ко мне относится, но полюбить вряд ли сможет… а я?

Не знаю.

В свою спальню возвращаюсь на цыпочках и, коснувшись двери, разделяющей наши комнаты, замираю. Открыть? Я знаю, что Оден не спит, не потому, что ждет визита — слышу, как расхаживает по комнате. И зол, наверняка… и я ведь не виновата, что все так получилось.

Надо поговорить, но…

Не сегодня.

Глава 35
Интервью

Бессонные ночи еще никому не шли на пользу, но Оден держался. Сны были страшней, точнее их не было вовсе, скорее уж ощущение мути, тонкой пелены, за которой перекатываются белые клубы тумана. Он слышал шорох, шелест и томные вздохи. Причмокивания, словно нечто, скрывавшееся в тумане, а быть может, являвшееся самим туманом, живым, из тех, что подвластны Королеве, уже распробовало Одена на вкус. Еще немного и падет хлипкая завеса, тогда…

Во снах он замерзал.

И холод странным образом выдергивал в явь, правда, в ней же оставался.

Оден расхаживал по комнате, всякий раз замирая перед дверью, порой касаясь ручки, но решаясь открыть. Ему нужно было тепло, но не настолько, чтобы о нем умолять.

Пока еще.

Остановившись у стены, Оден уперся лбом в камень.

Он был дома.

В старом поместье. В комнате своей, где ничего-то за пять лет не изменилось. И даже ставни заедали по-прежнему. Но теперь эта неизменность казалась утонченной издевкой.

Виттар стал другим.

И сам Оден.

— Все сложно, правда? — шепот тумана раздавался в ушах, и Оден попытался стряхнуть его. — Ты верил, что стоит дойти и все закончится?

— Почему ты не оставишь меня в покое?

Ей нельзя отвечать. Да и нет ее здесь и сейчас, иначе засекли бы. И выходит, Оден и вправду сошел с ума, возможно, Виттару следовало бы согласиться на лечение…

— Мне казалось, тебе нужно с кем-то поговорить. А лечение убило бы тебя. И не только тебя. Но если ты стремишься умереть, то…

В оружейной комнате великолепная коллекция клинков. И надо лишь решиться.

— Нет.

— То есть, жить ты хочешь? — смешок, и сеть яви дрожит и рвется, пропуская лозы тумана. — Несмотря ни на что?

— Не знаю.

Раньше хотел. Выживал. Цеплялся. Было, ради чего… а теперь вот.

— У тебя была невеста, — напомнил голос.

— И есть.

У него есть невеста.

Оден улыбнулся… у него есть невеста, самая прекрасная девушка в мире. У нее светлые волосы, которые выгорают до рыжины, и кожа, пахнущая вереском и медом. Ее глаза зелены, как молодая трава. А в руках — серебро.

Он сполз по стене и, вытянув руку, коснулся белой взвеси.

— Я тебя не боюсь.

Туман отпрянул.

Оден очнулся на полу. Он видел комнату, почему-то перевернутую. И Эйо. Она сидела на корточках и крепко сжимала его голову.

— Опять? — скорее по губам прочел, чем услышал.

— Все хорошо, — ее руки были восхитительно горячи.

— Я вижу. Ты… кричал.

— Что?

Шевелиться не хотелось. Лежать. Дышать. Смотреть на нее. И согреваться, пусть бы и ненадолго.

— Ничего. Просто кричал. Оден, она… опять к тебе приходила?

— Не знаю. Возможно, я просто сошел с ума. Еще там, в яме… — Оден повернулся, прижимаясь к ее бедру. — Это самое простое объяснение. А самое простое обычно является и самым верным.

— Ты сам в это не веришь.

Эйо хмурится.

— Я уже и сам не знаю, во что верю. Спасибо.

— За что?

— За то, что пришла.

И прежде, чем она снова отвернулась, Оден встал.

— Почему ты молчал?

Не отвернулась. Смотрит снизу вверх, ждет ответа. А Оден и сам не знает, что ответить. Молчал. И молчал бы дальше столько, на сколько хватило бы сил.

Ему не нужна жалость.

А что тогда?

— Там, — Эйо скрестила ноги и ладонями в колени уперлась. — Этот пришел… который интервьюер. И с ним еще двое… ждут внизу и… и они собираются делать дагерротип. А я…

Она провела по бархатным штанишкам, на сей раз светло-желтого оттенка.

— Я не похожа на леди.

— Совершенно не похожа, — согласился Оден и руку протянул. — Ты хочешь переодеться?

— Да… и нет… и вообще, зачем это надо? — а взгляд обреченный.

— Так принято, радость моя. Они не станут задавать тебе неудобных вопросов. А если станут, то отвечать вовсе не обязательно. Поверь, интервью — это не страшно.

Скоро Оден понял, что ошибался.

Их и вправду было трое. Высокий молодой щенок в белом твидовом костюме, который сидел слишком хорошо, чтобы быть купленным в магазине готовой одежды. К костюму прилагались лаковые ботинки с узкими и длинными носами, котелок и монокль на длинной рукояти.

На лице щенка застыло выражение безмерной усталости.

Он покачивал ногой, помахивал моноклем и едва ли не зевал со скуки.

Сопровождающие были попроще, из той репортерской братии, с которой Одену случалось иметь дело прежде. Невысокие, они походили друг на друга не столько лицом, сколько манерами и одеждой, равно недорогой, в меру измятой и ношеной. Репортер глядел на них свысока и брезгливо морщился, словно досадуя, что приходится иметь дело с личностями столь недостойными.

127