Эйо идет, но непроизвольно жмется к нему.
Она напряжена, как струна.
Вернуться?
Страх не уйдет сам по себе. И Оден продолжает путь.
— Сейчас здесь только кухарка и пара горничных. Если тебе что-то понадобится…
— Нет, — ответ резкий и категоричный.
— Вдруг тебе что-то понадобится, ты скажи…
Рассеянный кивок и вопрос:
— А почему мы здесь?
— Потому что в Городе мне не следует появляться…
— Из-за разведки?
Эйо останавливается перед мозаикой. Старый лес, где стволы деревьев выложены из яшмы и янтаря всех оттенков, отчего сам лес кажется пронизанным солнцем. Узор нефритовых листьев. И хрупкий белый олень, выглянувший к водопою. Он ступает настороженно, готовый скрыться в каменном лесу при малейшем шорохе. Но все же оленя манит вода…
— Да. Они сюда не сунутся.
— Неужели?
— Эйо, те, кто работал в Долине… уже не работают. Вернее работают, но не в разведке.
…на землях Камня и Железа много глухих уголков. Крохотные сонные городишки, в которых никогда и ничего не происходит. И в этом болоте амбиции тонут быстро.
Конечно, кого-то вернут, а о ком-то забудут.
— Отомстил?
— Не я. И это не совсем месть. Их поведение было недопустимо. А еще — непрофессионально. Соответственно, эти люди находились не на своих местах. Это исправили.
— Но в Город нам нельзя?
— Не нам. Запрет касается только меня. Если ты хочешь выслушать…
Нервное пожатие плечами. Хочет. Но не признается в интересе, будет делать вид, что ей совершенно все равно. Но именно, что вид.
— Пойдем в сад.
В старую беседку, увитую лиловым вьюнком. Его цветы проваливаются сквозь сетчатую крышу, тянутся к Эйо.
— Не все рады, что я вернулся… точнее, не все рады, что я вернулся таким.
— Каким?
Она садится рядом и позволяет себя обнять, но и только. Спина напряженная, и руки на груди скрестила.
Его радость думает, что сумеет удержать равновесие.
Быть рядом, но не слишком близко.
В одном доме.
Не в одной постели.
Обойтись прикосновениями, раз уж не обойтись совсем без прикосновений.
— Ты видела, чем я был. Это приняли бы. И этого ждали. А теперь подумай сама, моя радость. Я отсутствовал почти пять лет. Исчез, хотя меня искали, и объявился… скажем так, глядя на меня нынешнего сложно представить, что…
…все было на самом деле.
Гримхольд и скалы, которые трещат, готовые развалиться под напором жилы.
Огонь.
Кровь на камнях и развороченный живот, из которого на камень вываливаются кишки. И шипят… запах мяса. И шаги. Рука, вцепившаяся в волосы.
Неимоверное усилие, пусть бы Одена и тянут вверх, но голову задирать тяжело.
— Живой, — сказали ему…
…а потом наступила темнота. Долгая-долгая. Когда же она иссякла, стало только хуже.
— Подожди, — Эйо хмурится и ерзает, подвигаясь ближе. — Они что, думают…
Виттар не говорит напрямую, он осторожен, но Оден умеет слышать.
— Они еще не думают. Они… истолковывают факты.
— И тебя могут…
— Нет. Меня не тронут. Хотели бы, но обвинение в предательстве требует веских доказательств. Поэтому мне позволили остаться.
— Здесь?
— Да. Видишь ли… — ей нельзя рассказывать все, но кое-что следует. — После того, как ты… исчезла, я вел себя не совсем адекватно. И чем хуже становилось, тем больше появлялось странностей. Их истолковывали весьма определенным образом. По официальной версии я болен… душевно.
— Что? — от удивления Эйо забывает обиду. — Они решили, что ты сумасшедший?
— Именно.
И собрались лечить. И не будь Виттар столь упрям, вылечили бы…
Оден предполагал, что его похороны были бы пышными. И речей хвалебных прозвучало бы немало. О героизме. Терпении. Невосполнимых потерях.
— Но ты же…
— Это хороший предлог, Эйо, чтобы держать меня в стороне от Города. И… и да, за мной присматривают. Если вдруг покажется, что я представляю опасность для Короля, то меня ликвидируют.
Некролог, вероятно, уже приготовлен.
…после долгой изнурительной болезни…
— Тебя снова заперли, да? — она устраивает голову на плече, и снова делится теплом.
— Да.
— И меня с тобой? — Эйо водит пальцем по ладони Одена, словно начисто перерисовывая линии.
— Да.
— И как надолго?
— Лет на десять… может, дольше.
И обстоятельство это не могло не радовать Одена.
— Если бы мне не было так плохо, — Эйо отвернулась и руку убрала, — я бы решила, что ты это все выдумал. Только… Оден, я не злюсь на тебя. Я понимаю, что ты не всесилен. И получилось так, как получилось. Но просто не хочу повторения. Ты ведь не можешь пообещать, что это не случится снова?
— Могу, но боюсь, что слово сумасшедшего ничего не стоит.
— Виттар, ты же понимаешь, что если бы я действительно в чем-то подозревал твоего брата, он уже был бы мертв, — заметил Стальной Король. — Все, что происходит, исключительно временная мера. Предосторожность, не более. И не касайся дело Одена, ты сам бы на ней настоял.
Пожалуй, Стальной Король был прав.
Сегодня он выглядел почти хорошо. Он сидел у окна и жмурился, но не спешил задергивать тяжелые портьеры. За толстым двойным стеклом, расчерченным стальной оплеткой, виднелось восточное крыло дворца, и кусок парка.
Треугольники газонов. Ромбы клумб, и сложный цветочный орнамент.
Статуи.
И фонтаны.
Дорожки, выложенные желтым камнем.
Геометрическая гармония.
— Пусть пройдет время…
— Сколько?