Мебель — кровать, стол и стул — намертво прикручены к полу. Ковер не то приклеен, не то прибит.
Ну хоть стены не мягкие.
В целом — вполне терпимо, только холодно очень.
Нет, Оден знал, что Королевскую Разведку факт его возвращения равнодушным не оставит, и допрашивать будут непременно, но подобная прямолинейная наглость ставила в тупик.
Раз за разом Оден прокручивал события, пытаясь понять, где допустил ошибку.
Дом наместника.
Сам наместник, Гаррад из рода Мягкого Олова. Сорок три года. Коренастый. Кряжистый. С крупными чертами лица. Двойной подбородок, широкий рот, приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями и массивные, оплывшие щеки, которые подпирал воротничок кителя.
Не райгрэ, но по силе мог бы стать. Возможно, он и согласился уйти в Долину, рассчитывая, что если не ему, то его сыну будет позволено взять собственную жилу. По эту сторону гор хватало свободных земель. И для многих — это неплохой шанс. Но тогда тем более Гарраду нет смысла наживать врагов.
Дом Красного Золота способен все испортить… нет, дело не в политике.
Гаррад говорил короткими отрывистыми фразами, и рукой дергал, словно сам себе ритм отбивая. И новости рассказывал скупо, выверяя каждое слово, точно не был уверен, что имеет право делиться информацией с Оденом. Гаррад из рода Мягкого Олова терпел гостей, и по-своему старался быть любезен, хотя врожденная прямолинейность изрядно в этом мешала.
— Альва, — он выпятил подбородок. — В моем доме. Из уважения к вашему роду. Сугубо.
В нем не было неприязни, скорее уж брезгливое недоумение.
Снисхождение.
И еще сочувствие, пожалуй.
Этого хватило, чтобы установился взаимный вежливый нейтралитет.
Вечерний кофе, коньяк и бильярд, до которого Гаррад оказался большим охотником. Играл он хорошо, профессионально почти, получая от игры истинное удовольствие. После партии — разговор по единожды заведенному сценарию.
Перевал закрыт. Оптограмма передана. Ответа нет, но будет. Иногда на линии случаются разрывы. Следует набраться терпения… и если Одену что-то нужно, то достаточно сказать.
Одену нужно было попасть домой. Близость цели и вместе с тем ее недостижимость злили, но приходилось держать себя в руках. После бильярда, особенно когда случалось выиграть, Гаррад становился чуть более разговорчив. И пусть бы не избавившись от своей подозрительности вовсе, он все же рассказывал то, что не считал секретом.
Виттар был жив. И род Красного Золота по-прежнему славен.
Война шла долго, кроваво, но закончилась. И альвы на самом деле ушли, правда, остались полукровки и прочий мусор, но Гаррад не сомневался: эту проблему решат.
— Это теперь наша земля, — сказал он как-то, глядя на Одена сквозь призму коньячного бокала. — За нее кровью плачено.
И во взгляде его читалось то, что Гаррад не решился бы озвучить: Оден не воевал.
Он просто исчез, а потом вернулся.
Был в плену?
Так говорят… но можно ли верить всему, что говорят? Оден ведь здоров, ну почти здоров, и разве это само по себе не подозрительно? Еще и альва…
Пожалуй, приказ Разведки Гаррад исполнил с чувством глубокого внутреннего удовлетворения, и потому был так любезен в тот вечер. Очередная партия и проигрыш — Оден давненько уже шары не гонял; коньяк, камин и кофе. Неторопливый разговор о том, что по слухам Перевал должны открыть, как только закончат переброску драконов… Оден не слышал о драконах?
О нет, не живых, железных. В последний год войны появились, еще те твари, но полезные, тут уж ничего не скажешь. По воздуху-то порой проще пройти, чем по земле…
Он говорил о воздушном мосте, связавшем обе стороны гор. И крыльях, что заслоняли солнце, и о гроздьях стеклянных шаров, в каждом из которых пряталось пламя исконной жилы… об огненном дожде, летевшем с неба… о пылавших предвечных лесах и городах, которых не стало…
И гулкий рокочущий бас Гаррада убаюкивал.
Оден попытался стряхнуть сонливость.
Не вышло.
И очнулся он в этом месте, чем бы оно ни было. На тюрьму оно походило слабо, скорее уж на лечебницу для душевнобольных. И одежда, чистая, но простого кроя, ко всему лишенная ремней и пуговиц, подтверждала догадку.
Вечером подали ужин, почти роскошный, вот только посуда была из тонкой глины, а мясо заботливо нарезали на маленькие кусочки, и есть его полагалось ложкой. Военная же выправка санитаров, присутствовавших при трапезе, окончательно уверила Одена, что дело он имеет с разведкой.
— Будьте добры, — он не стал отказываться от ужина, равно как пробовать охрану на прочность. Вероятнее всего эту пару страховали, а попытка к побегу даст повод задержать Одена на более длительный срок. — Передайте вашему начальству, что на мою женщину распространяется защита моего рода. И любая попытка причинить ей вред будет воспринята мной как личное оскорбление.
Тот из пары, который повыше, ответил едва заметным кивком: предупреждение услышано и принято во внимание.
Не тронут. Напрямую — не тронут. Побоятся связываться, потому как если бы было у них на руках что-то действительно серьезное, то не стали бы устраивать игры в больницу. Значит, просто проверка.
Это нормально.
И надо просто переждать. Оден неплохо знает методы работы. Несколько дней взаперти, когда кажется, что про тебя все забыли. Душевная беседа. Скрытые угрозы. Обвинение на домыслах — с реальными, подтвержденными фактами, работали по другой схеме. Предложение подумать.
Еще пара бесед.
Ведро грязи, которое придется проглотить.